Советская классика: дизайн как воспитание

16.08.2018 г.

Автор: Елена Мацейко Мы продолжаем тему советской классики, которую начали публикацией «О чем поет архитектура погибшей империи». В первой части мы рассказывали об архитектуре 40-х-50-х годов прошлого века, которую принято называть Автор: Елена Мацейко

Мы продолжаем тему советской классики, которую начали публикацией «О чем поет архитектура погибшей империи». В первой части мы рассказывали об архитектуре 40-х-50-х годов прошлого века, которую принято называть сталинской. Сегодня попробуем понять, какими были общественные и частные пространства той поры. Наш собеседник — историк архитектуры, доцент НИУ МГСУ, генеральный секретарь DOCOMOMO Россия Николай Васильев.

Время с привкусом трагедии

— Николай, так что же в то время окружало советского человека дома и на улице?

— Если мы говорим об интерьерах тех лет, то это, конечно, в первую очередь, общественные интерьеры. Публичных пространств в ту пору было не так уж много, поэтому старались делать красивыми места массового пребывания людей – гастрономы, вестибюли гостиниц, залы ожидания вокзалов, фойе театров. Например, великолепный гастроном в высотном здании у станции метро Баррикадная – его обстановка частично сохранилась до наших дней. Или роскошные фойе и апартаменты гостиницы «Ленинградская».

Гостиница «Ленинградская», Москва

Классический пример советского интерьера – конечно же, станции московского метро, имеющие, ни больше, ни меньше, пафос дворцов. Существовало представление: то, что народное, общественное, должно быть красивым.

Если говорить о жилье, то здесь достаточно помпезно оформлялись холлы жилых зданий. Ничего подобного в интерьере частном сделать было нельзя. Просто потому, что простой советский человек не мог легально купить какие-то отделочные материалы, нанять рабочих. На него бы косо посмотрели, и это в лучшем случае.

Были интерьеры более камерного масштаба, которые оформлял Иван Жолтовский – но все равно с претензией на роскошь. Пример – здание с башней на Смоленском бульваре. Часто общественное пространство в те годы — это некрополь, мемориал, посвященный погибшим, жертвам войны. Такое было время, с «привкусом» трагедии. Принесение себя в жертву Родине, подвиг, самоотверженное служение Отчизне – все эти ценности считались высшими ценностями строя.

— Какие оформительские «фишки» советской поры вы бы отметили?

— Безусловно, здесь есть свои особенности – достаточно крупный выразительный декор, гипертрофированные детали. Очень часто – использование монументальной живописи. В самом дорогом варианте, это мозаика.

Начал эту традицию у нас еще знаменитый художник-мозаичист Владимир Фролов, который работал в этом жанре с начала XX века. Все мы знаем великолепные мозаики 30-х -50-х годов на станциях метрополитена, в общественных советских зданиях. Многие из них рождались как раз в мозаичной мастерской под руководством Фролова.

Станция метро «Киевская»

Станция метро «Комсомольская»

Если говорить о монументальной живописи, то здесь мы двигались в русле общемировых традиций. Ведь что такое те же сталинские высотки? Небоскребы, списанные с американских. Это здания, возведенные на стальном каркасе. Везде, где их строили – смотрели на опыт и образцы в Чикаго и Нью-Йорке. А в Америке для росписи холлов небоскребов корпораций приглашали художников первой руки – Диего Риверу, например.

— Можно ли как-то определить стиль той поры?

— Это было полноценное ар-деко, но с элементами соцреализма. Для советского монументального искусства характерна прорисованность до мельчайших деталей, что называется, до колоска. Нарочитая реалистичность. Словом, ближе к Пластову, чем к Дейнеке. У Пластова все точно. У Дейнеки – художественный жест и обобщение.

Скульптура как комикс

— Николай, все-таки сталинская застройка – это застройка массовая. Зачем такое обилие скульптуры?

— Это пропаганда. Поэтому внедрение фигуративных элементов – арматура (вооружение, доспехи, шлемы, военные эмблемы), парадные гирлянды – шло полным ходом. Нужен был некий нарратив. Конечно, для архитектора классическое здание, оно уже самодостаточно, само за себя говорит. А не-архитектору хочется не только архитектуры, но и надписей, монументальной пропаганды. Метростроевцы, военные летчики, полярники, физкультурники. В послевоенные годы любой ансамбль большой площади – это победители.

Или в Севастополе – адмиралы. И Крымская война вспоминается, и Великая Отечественная. Дом становится, может быть, не главной, но поддерживающей частью мемориала! Вот как станции метро. У нас же нет одной станции про Победу. У нас про Победу и Октябрьская, и Смоленская, и Таганская и т.д. Каким-то простым языком (кому-то хочется сказать, что совсем уж простым) предъявить миру ценности нашей Победы.

— Недавно прошел сюжет по ТВ. На площади Гагарина с верхотуры знаменитых домов–ворот сняли скульптуры для реставрации. Оказывается, эти дома были украшены фигурами солдат и девушек – снизу и не разглядеть. Теперь будут приводить в порядок облупившуюся монументалистику…

— Ну да, каждая, повторяю, каждая скульптура той поры была «не просто так», несла большую смысловую нагрузку. Присмотритесь к зданию библиотеки Ленина, например. Со стороны Воздвиженки там расположены портреты ученых. А со стороны Моховой – статуи, символизирующие разные советские профессии. Это рассказ. Как и на станции «Площадь Революции»: с одной стороны военные – партизаны, солдаты. С другой – мирная жизнь, от студентов, инженеров, колхозников, до родителей и детей… Вот, была революция, война, а потом мирная жизнь. Очень наглядно.

РГБ им. Ленина

Это как комикс, в лучшем смысле этого слова. Потому что образование масс, оно было важно и в этом ключе. К сожалению, феномен советской скульптуры середины прошлого века меньше изучен, чем тот же феномен советских мозаик 70-х годов, страшно популярных сейчас на Западе.

— Времена меняются. При Хрущеве роскошное убранство стало неким жупелом…

— Да, общеизвестно его постановление об архитектурных излишествах. Коснулось оно и интерьера, в том числе и общественного. При Хрущеве, например, с улиц было убрано большое количество скульптур – на улице Горького, на проспекте Кирова (теперь Сахарова).

Статус без фальши

— Николай, не так давно в Музее Москвы прошла любопытная выставка «Старая квартира», её кураторы попытались воспроизвели частный интерьер — начиная с 20-х годов и заканчивая 70-ми… Если все-таки обратиться к личному пространству советского человека, как оно было обставлено?

— Если взять частный интерьер, то это скорее напоминает то, что в Европе называлось бидермейер. Здесь был важен, в первую очередь, момент солидности, показного достатка. Жизнь была тяжелая. Если ты долго добивался своей квартиры, ты все сделаешь в ней как можно богаче – ну, конечно, исходя из тех представлений о богатстве, которые у тебя есть. В 40-х – лепные розетки на потолке, гирлянды на обоях. Хорошая посуда. Мебель добротная, деревянная. Первая бытовая техника тоже была стилизована под дерево, с бронзовыми накладками. Таким образом закреплялся социальный статус.

Вещи из пластмассы появились только в конце 50-х годов. Первый радиоприемник был изготовлен из пластика двух цветов – но все равно с какими-то классическими завитушками. И тогда же появилась мебель нового дизайна: книжные шкафы простых форм, мебельные трансформеры с выдвижными столами и стульями. И конечно, телевизоры — знаменитый КВН с малюсеньким экраном произвел революцию в интерьере 50-х годов.

С подачи Хрущева, фабрики упрощали дизайн мебели. В производство приходили новые материалы. Так что Хрущева, в каком-то смысле, можно считать первым «авангардистом». Кстати, ретростиль – стилизация под 50-е-60-е годы – сейчас очень модное направление в дизайне.

— Да, советская эпоха предъявила немало архитектурных достижений. Но вопрос сохранения советской классики считается очень сложным. В первую очередь, потому, что до сих пор нет четких критериев: что нужно сохранять, а что все-таки можно снести…

— Самый распространенный на сегодня подход – сохранение уникальных зданий. Это когда здание – неоспоримый шедевр, его построил выдающийся архитектор. Тут все понятно. Но в последнее время появился и другой критерий. Есть так называемый Мадридский документ – он наиболее полно отражает современные подходы к наследию. Сегодня принято сохранять целый кусок среды, – хотя внутри совершенно не обязательно, что все здания – шедевры. Ценность – в целостности этого куска застройки, представляющего эпоху, стиль, образ жизни.

ДК им. Горького, Санкт-Петербург

ДК Эльмаш, Екатеринбург

Почвенно-агрономический музей им. Вильямса, Москва

Павильон №14 «Азербайджан», ВДНХ

Туда приплюсовывается материальная подлинность. Как бы ни были плохи устаревшие, деградировавшие материалы, сама их субстанция является важной – свидетельством жизни в те годы, наслоений времени. Вот этот критерий, он сейчас наименее понятен широкой публике.

Реконструкция старых домов, которая иногда сегодня проходит – когда подменяются материалы, делается какое-то странное благоустройство – это для специалистов по наследию самое больное. Именно благодаря деятельности некоторых благоустроителей, начиная с советской поры, у нас практически не сохранилось исторических городских оград, городских фонтанов и т.д.

Если вернуться к 50-м годам, сохранять хрущевскую пятиэтажку саму по себе – это конечно, глупо, а вот как этап в строительстве… Можно сохранять примеры другого градостроительного регламента. В разное время площади, улицы, парки делались по своему регламенту: закладывалась разная высота карниза, расстояние между домами и так далее. Можно, наконец, сохранять те же интерьеры, общественные и частные – как пример определенного образа жизни. Если мы правильно расставим приоритеты, потомки скажут нам только спасибо.

Елена МАЦЕЙКО