Иосиф Волоцкий, Степан Полубес и откуда пошел кафель

28.04.2018 г.

Автор: Евгений Шапочкин В шестнадцати километрах от Волоколамска дорога, ведущая на Клин, выходит из леса на открытый простор — и слева, через заросший болотной травой край озера, вдруг открывается вид на крепостные стены с вытянутыми к небу Автор: Евгений Шапочкин

В шестнадцати километрах от Волоколамска дорога, ведущая на Клин, выходит из леса на открытый простор — и слева, через заросший болотной травой край озера, вдруг открывается вид на крепостные стены с вытянутыми к небу башнями и златокупольный храм, стоящий за ними.  Это — Иосифо-Волоцкий, или Иосифо-Волоколамский монастырь. Обитель, с историей которой связаны борьба за чистоту православной веры, за единение церкви и твердость государственных устоев — и уникальные для того времени инженерные решения как в самом строительном деле, так и в искусстве создания неповторимого храмового декора.

Создать оплот на зыбкой почве 

Преподобный Иосиф Волоцкий, в миру — Иван Санин, происходил из небогатого московского дворянского рода. Отец его служил удельному Волоколамскому князю Борису Васильевичу, брату государя Всея Руси Ивана III. Новгородская крепость была поставлена в месте, где торговые суда, шедшие из Новгорода по рекам в центр Руси и далее, на юг, к Волге и Каспию, перетаскивались посуху с одного водного пути в другой, из Ламы в приток Рузы Волошню. Волок Ламский — город с 1135 г. и до XVIII в. носил это название.

С юных лет решивший посвятить свою жизнь Богу, Иван Санин пришел в Рождественский монастырь в Боровске, где стал учеником, а потом и преемником преподобного Пафнутия Боровского. Убежденный блюститель чистоты веры, пользовавшийся в Боровском монастыре достаточным авторитетом, Иосиф не смог, тем не менее, склонить братию к принятию «общежительного» устава, требующего отказа от личной собственности и строжайшей дисциплины. И тогда он решил сам основать монастырь, в чем нашел горячую поддержку у князя Бориса. Князь сам трудился над строительством обители, посвященной празднику Успения Богоматери, и носил бревна вместе с будущим игуменом. Настоятель, как это часто случалось в монастырях, самолично выкопал колодец, ставший источником чистейшей питьевой воды.

Легенда гласит, что посланный изыскать место для монастыря княжеский ловчий Димитрий  долго бродил по окрестностям, пока не был застигнут в лесу бурей. Ударила молния, и ураганный порыв ветра повалил несколько вековых деревьев — так было свыше указано это место. Возведение стен и строительство первого деревянного храма началось в 1479 г., а уже в 1486 г. на его месте поднялся каменный Успенский собор, который расписывал сам Дионисий с сыновьями. В монастырском собрании иконописи хранилось около 100 работ этого прославленного мастера и еще десять, принадлежавших кисти Андрея Рублева.

А сложить здесь каменные стены было совсем непросто: обитель стояла на сильно заболоченной почве, не способной выдержать вес тяжелых строений. Монахи и крестьяне под руководством Иосифа вырыли пруды, чтобы отвести воду с участка, запрудили реку, направив ее во вновь созданный водоем. Дошедшее до нас здание собора, заново выстроенного в конце XVII в., стоит на забитых в мягкий грунт дубовых сваях, поверх которых выложен слой крупных валунов, ставших надежным основанием для высокого каменного храма. Так же устроено основание под оборонительными стенами. Некоторые из этих валунов можно видеть у подножия храма и в монастырском дворе. Проведенные уже в наши дни обследования показали, что за прошедшие века, несмотря на множество потрясений и неблагоприятные в целом гидрогеологические условия, в положении собора не произошло никаких существенных отклонений.

Вскоре рядом с собором выросла высокая восьмигранная колокольня, ставшая к концу XVII в. схожей с колокольней Ивана Великого в Московском Кремле. Сначала она состояла из трех ярусов, потом их стали надстраивать, доведя числом до десяти, а высоту сооружения — до 76 метров. И это при восьмиметровом в диаметре основании. К службе с нее созывали 19 колоколов. В 1504 г. заложили храм Богоявления с трапезной палатой, а к середине века вокруг монастыря Успения пресвятой Богородицы на Волоке Ламском встали не только деревянные укрепления, но и мощные каменные стены с башнями, превратившие обитель в оборонительный пункт к западу от Москвы.

Иосиф Волоцкий вошел в историю государства Российского как ревностный христианин, непримиримый борец с ересью, сторонник сильной государственной власти, покровитель храмового искусства, мудрый проповедник, почитатель книжного знания и автор трудов, имеющих важнейшее значение для православного человека. Последние годы жизни игумен Волоколамского Успенского монастыря серьезно болел, но тяжелых, 20-килограммовых вериг не снимал. Службы не пропускал — в храм его приносили на руках. Он скончался в 1515 г. и был погребен в Успенском соборе, при перестройке которого его останки оказались под новой стеной. Они были открыты в начале XXI века при реставрации, и с 2003 г. к ним, поставленным в верхнем помещении собора, верующим разрешен доступ.

 

Возрождаясь после Смуты

 

Обитель окрепла. Стараниями жертвователей возводились новые постройки: друг детства игумена, боярин Борис Кутузов, принявший здесь постриг, отстроил в 1506 г. Богоявленскую церковь, самый древний храм монастыря, первоначально имевший одну позолоченную главу. На средства митрополита Даниила поднялась Надвратная церковь, а благодаря сбережениям ушедшего в монастырь на покой новгородского архиепископа Феодосия — одностолпная трапезная палата, примыкающая к Богоявленскому храму.

Каменные стены и башни обители почти год сдерживали штурмовавших ее польско-литовских интервентов, но все же не устояли. Гетман Жолкевский вывез в Польшу свергнутого и постриженного в монахи царя Василия Шуйского, а оставшиеся захватчики приступили к привычному делу — грабежу, но через несколько месяцев были выбиты из монастыря русскими войсками. В память о мужестве защитников обители в монастырском дворе оставлены трофейные пушки.

Разрушения оказались более чем значительными — польская артиллерия нанесла стенам и башням, и самому собору непоправимый урон. Только через три десятилетия царь Алексей Михайлович, в 1645 г. накануне новой русско-польской войны присылает сюда подмастерье Приказа каменных дел Ивана Неверова и получает ответ: восстанавливать бессмысленно, надо отстраивать заново. Тянулись годы, пока подсчитывали затраты, разбирали аварийные участки стен и башни, собирали деньги. Крестьянам монастырских сел и деревень поручили изготавливать кирпич — в счет оброка. Только часть крепостной стены и две башни поднялись к 1676 г., зато потом дело пошло быстрее. Стараниями зодчего Трофима Игнатьева восстановление оборонительных сооружений полностью завершилось через 12 лет.

Стены, общая длина которых достигла почти километра, стали толще (до 2,5 м), выше (6-7 м) и получили традиционные для эпохи три ряда бойниц: подошвенного, варницкого и пищального боя. Отдельные участки изнутри поддерживают контрфорсы. По внутренней стороне стен столь же традиционно устроены арочные ниши, позволяющие укрыться от навесного обстрела, а в мирное время улучшающие акустику монастырского двора. Из выстроенных девяти башен до нас дошли семь: Петровская, Старицкая, Германова, Кузнечная — самая высокая, Безымянная, Никольская и Воскресенская, отличные друг от друга по форме, при этом разнообразно и щедро украшенные. Их вздымающиеся к небу шатры придают монастырскому ансамблю торжественный, даже праздничный вид.

Германова башня

Германова башня восстановлена на месте той, в которой некогда были заключены Максим Грек, его противник митрополит Даниил, низвергнутый Василий Шуйский, захваченный поляками митрополит Филарет, отец первого русского царя династии Романовых, а потом и побежденные поляки, и двести лет спустя — пленные французы. В наше время в башне устроена часовня, посвященная канонизированному церковью Максиму Греку.

Над Святыми вратами обители появилась пятиглавая надвратная церковь апостолов Петра и Павла, расписанная яркими красками и отделанная поливными, т.е. покрытыми глазурью изразцами. В этом первом из восстановленных храмов (1679 г.) начали совершать обряд монашеского пострижения. По образу надвратного храма увенчали пятиглавием Богоявленскую церковь.

В 1688—1692 гг. возвели новый Успенский собор. Большие суммы выделили на его восстановление новый царь, Федор Алексеевич, и дьяк Захарий Силин. Камень от разобранного старого храма пошел на устройство высокого подклета. Собор окружают двухъярусные галереи, бывшие до революции застекленными. Характерной чертой нового архитектурного стиля, русского узорочья, становится вынесенное вперед высокое крыльцо под шатровым верхом, ряды кокошников по завершению стен до самых барабанов, украшенных поясами двухлопастных арочек с «гирьками» и изящными фигурными полуколонками. Окна обрамлены каменными наличниками с колонками и «разорванным» верхом — это уже деталь выросшего из узорочья московского, или «нарышкинского» барокко.

 

Все пять барабанов имеют щелевидные окна и, кроме каменных узоров, опоясаны лентами многоцветных изразцов. Резной, удивительной красоты позолоченный деревянный иконостас с растительным узором из виноградных лоз, изготовил московский мастер Евсевий Леонтьев, авторство икон принадлежит Григорию Антонову, Фоме и Василию Потаповым. Подлинники древних икон пополнили музейные собрания, в иконостасе их заменили копиями. В частности, копию чудотворной иконы Волоколамской Богоматери привозили в музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева и прикладывали к оригиналу, а уже потом поместили в Успенском соборе. Здесь же находятся и вериги Иосифа Волоцкого. Три апсиды доходят едва ли до половины собора. В здании, высота которого достигает 56 метров, устроены верхняя и нижняя церкви.  Летом раку с мощами св. Иосифа Волоцкого торжественно переносят из нижнего храма — наверх.

В монастыре погребены сыновья князя Бориса Васильевича Федор и Иоанн, представители родов Шаховских, Голицыных, Тютчевых, Оболенских, Репниных, Шереметевых, Григорий (Малюта) Скуратов и его отец, а также тёща великого русского поэта А. С. Пушкина Наталья Ивановна Гончарова.

В 1897 г., в ходе празднования 400-летия монастыря, приступили к реставрации собора и восстановлению живописи, которая приобрела плачевный вид. В результате было решено расписать собор заново. Эту работу выполнили две артели живописцев, в том числе палехские мастера Н. М. Сафонова, под руководством московского художника и архитектора И. С. Кузнецова. К сожалению, не сохранились живописные изображения на внешних участках стен собора, в закомарах, а также в простенках всех пяти барабанов. Подрыв колокольни при отступлении в 1941 г. советских войск повел за собой повреждение стен собора и проникновение в него излишней влаги, что сильно попортило настенную живопись. К счастью, собор устоял. А колокольню, от которой уцелела лишь часть нижнего яруса, восстановят на том же месте — по преданию, именно здесь в землю на глазах ловчего князя Бориса ударила молния, указав место для будущей обители.

Степан Иванов по прозвищу Полубес

Искусство — не скажешь «ремесло» — изготовления изразцов было на Руси известно исстари. Покрытые разноцветной глазурью керамические плитки находили при раскопках на территории киевского, владимирского, северных княжеств. После Батыева разорения изразцы продолжали производить в псковских и новгородских землях, где шло более активное общение с европейскими купцами и не было ордынских набегов.

Над изготовлением изразца трудились резчик по дереву и гончар, создавая на лицевой стороне изделия растительный узор, фигурки или даже сюжет из Священного писания. Оборотная сторона изразца выполнялась в виде пустой коробки — румпы, чтобы крепить плитку к стене. Изразцы были распространены в Европе, и пришедшее из немецкого языка слово «кафель», означающее плитку, стало часто употребляться русскими мастерами. В составе глазури присутствовал свинец, дающий после обжига зеленую окраску — эти изразцы прозвали «муравлеными».

 

В Москве делали изразцы терракотового цвета, красные. А в Дмитрове и Старице начали выпуск многоцветных изразцов: в глазури стали добавлять олово, по-немецки «zinn», и за ними закрепилось название «ценинные». Да и ценились они, конечно, выше муравленых. Изразцы для печей обычно имели размеры 10х10 см и 14х14 см. Другие типоразмеры могли быть и больше, по краям их шла рамка и назывались они широкорамочными, а еще более крупные — изразцами большой руки. Для герметизации швов изразцовых рядов делали специальные изразцы-перемычки, также были изделия для закрытия углов.

Высочайшего мастерства в изготовлении ценинных изразцов достигли умельцы, жившие на территории современной Белоруссии, тогда — Великого княжества Литовского, после окончательного объединения с Польшей ставшим частью Речи Посполитой. Многие из них бежали в православную Московию и селились в столице в Гончарной слободе. А в 1654 г., в ходе начавшейся войны с поляками за освобождение Смоленска и юго-западных, украинских земель, царский воевода Алексей Трубецкой взял штурмом Мстиславль и привез оттуда в Москву изразцовых дел мастера Степана Иванова. Пленник сначала трудился в Воскресенском монастыре — патриарх Никон, задумавший выстроить в Подмосковье Новый Иерусалим, выкупил часть земель у местных бояр, в том числе и у Трубецкого. После низложения патриарха всех мастеров из Нового Иерусалима отправили на работы в Оружейную палату Московского Кремля.

Изразцы церкви Успения в Гончарной слободе

Колокольня храма Григория Неокесарийского

Тогда-то сделал Степан несколько печных «кафлей» в подарок царю Алексею Михайловичу, и тот поручил мастеру украшать храм Григория Неокесарийского на Полянке. Поселился Степан у родни в Гончарной слободе и начал работать, являя всем свое исключительное умение делать чудесные многоцветные изразцы. Вскоре он собрал вокруг себя других ценинников, обзавелся учениками и организовал свою мастерскую. Его произведения украсили Успенскую церковь в Гончарной слободе, Покровский храм в Измайлове, строения монастырей в Новом Иерусалиме и Солотче. За талант свой, не поддающийся разумению современников, получил Степан Иванов от них прозвище «Полубес», с которым и вошел в историю.

Творчество Степана Полубеса отличают несколько приемов. Его излюбленный узор для фризов и опоясывающих барабаны церквей изразцовых лент — «павлинье око».  Этот характерный рисунок, напоминающий яркое перо заморской птицы, мы видим на барабанах и в верхней части стен Успенского собора Иосифо-Волоцкого монастыря. Мастер-«ценинник» собирает из своих «кафлей» целые панно, так называемые раппортные композиции, составляя то узор из цветов и плодов («грушки», «тюльпанцы», «яблоки», «дыньки»), то целые сюжеты, и глаз завороженно следит за игрой воображения давно ушедшего от нас гения. Изразцы покрывают сплошным ковром выпуклые столбы Святых ворот, их можно увидеть на башнях и других сооружениях обители. Райский сад — вот что изображает Степан Иванов. Общение с Богом в храме — это радость для изнуренного трудом и заботами человека, и пусть эта радость сопровождает от ворот тех, кто приходит в обитель, посвященную Пресвятой Богородице.

Изразцовое искусство перенимали у белорусов московские, калужские, ярославские умельцы, появились мастерские в Троице-Сергиевой лавре, Александровской слободе, на Каме. С освоением Сибири оно шагнуло за Урал — там тоже строились храмы, и они должны были быть красивыми. При Петре пошла было мода на изразцы голландские, а поскольку у мастеров была популярна гжельская глина, то в результате этого культурного обмена мы получили новый промысел — изделия гончаров из этого села в традиционном бело-голубом исполнении. Несколько упал художественный уровень изделий, когда изразцы стали товаром широкого спроса, и редкая печь в дворянском или купеческом доме не была ими облицована.  Но промысел не угас и снова, уже в наши дни возвращает себе былую востребованность.

Крутицкий терем

Степан Полубес не ограничивал свое творчество шаблонами — он все время учился, изучая то русские вышивки, то ростовские эмали, то фресковую живопись костромской артели Гурия Никитина. Заказов было много: только на украшение Кузнечной башни Иосифо-Волоцкого монастыря у него приобрели «500 изразцов муравленых ширинчатых на подзоры.., 200 жолобов муравленых на поясы… и 100 изразцов ценинных». Вместе с другим белорусским мастером, Игнатом Максимовым, он украшал Крутицкий терем в Москве. После заключение Андрусовского перемирия и обмена пленными Степан Иванов не вернулся в Мстиславль — он остался в России и, говорят, даже стал автором первого «Словаря белорусского наречия». Дальнейшая судьба мастера неизвестна, есть грустная легенда, но она не подтверждена никакими источниками, и мы не будем ее рассказывать.

 

От Петра до наших дней

 

Царь-реформатор, переливавший колокола на пушки, забрал из монастыря всех молодых послушников — под ружье. Секуляризация монастырских владений, проведенная Екатериной Великой, сократила численный состав братии с 200 до 17 человек. В уникальной библиотеке, которую начал собирать еще Иосиф Волоцкий, вызвавшей восхищение историка Василия Ключевского, некому стало даже и пыль стирать. Но монастырь жил, в нем действовали пять храмов, больница, странноприимный дом, детский приют, школа. Жил, пока не был закрыт в 1920 г.

Монастырь отдали под детдом, здесь же размещался Волоколамский краеведческий музей. В трапезной, подвал которой Советская власть превратила в овощехранилище, погибла почти вся роспись. Теперь в ней сложены археологические находки, и среди них — фрагменты первого, белокаменного Успенского собора.  Ценности вывозили в музей Андрея Рублева, Истринский краеведческий и Русский музеи; архивы и уникальные рукописи приняли работники ГИМа и Ленинской библиотеки. Многое было утеряно. С 1950-х в монастыре велись реставрационные работы, приостановившие разрушение.

Памятник Иосифу Волоцкому

Возрождение обители связывают с авторитетом и ярким даром убеждения митрополита Питирима, ставшего в перестроечные годы депутатом первого съезда и убедившего в 1989 г. М. С. Горбачева вернуть порушенную святыню церкви. Разрешение было дано в обход всех бюрократических проволочек, а супруга Генерального секретаря ЦК КПСС Раиса Максимовна подарила митрополиту икону, с которой он и пришел в монастырь. Монахи убирали мусор и обустраивали первое жилье. Прошли годы, и, хотя продолжаются отдельные работы, а священноначалие не всегда находит понимание и поддержку у местных властей, в обитель приходят и приезжают паломники, здесь свершают обряд Крещения и торжественно отмечают церковные праздники. И только строгий взгляд отлитого в металле ревностного игумена напоминает, что борьба с теми, кто способен столкнуть нас с пути истинного, предлагая вместо подлинных идеалов ложные ценности, не закончится никогда.

Евгений ШАПОЧКИН