О чем поет архитектура погибшей империи

17.07.2018 г.

Автор: Елена Мацейко Советская архитектура 40-х, 50-х годов, построенная по классическим канонам, снова в моде. Она, вот парадокс, вновь популярна и у академика, и у историка архитектуры, и у обычного похожего. Чем же привлекательна классика для Автор: Елена Мацейко

Советская архитектура 40-х, 50-х годов, построенная по классическим канонам, снова в моде. Она, вот парадокс, вновь популярна и у академика, и у историка архитектуры, и у обычного похожего. Чем же привлекательна классика для современного человека? И почему мы, после периодов «жесткого» авангарда», вновь и вновь к ней возвращаемся? Об этом мы поговорили с историком архитектуры, доцентом НИУ МГСУ, генеральным секретарем DOCOMOMOРоссия Николаем Васильевым.

Советская классика подарила ощущение исторического города

— Говорят, что вернувшись к классике, мы на многие десятилетия прервали естественный ход развития своей архитектуры.

— Это смелое заявление, я бы не стал так утверждать. Поймите, этот судьбоносный поворот произошел не случайно. Тут был социальный заказ общества. На что? На некую рациональность, стабильность, понятность мироощущения. Причем это был заказ и со стороны советской элиты, и со стороны людей простых. И классика этим принципам отвечала стопроцентно.

Знаете, в 70-е годы и особенно в 90-е и в начале 2000-х, действительно, было ощущение – что это пройденный этап. Некоторая помпезность, «имперскость», она раздражала. Вроде бы, всё, точка, закончилась эпоха, и незачем оглядываться назад. Советская архитектура ассоциировалась с ужасами эпохи, на нее всегда вешали ярлык режима!

Однако классика – и вряд ли кто-то станет с этим спорить — исповедует отработанные, выверенные эстетические принципы. С ними можно не соглашаться. Но когда у нас, простите, есть две колонны, и на них балка – пусть это будут даже два бревна и несомый элемент — ничего более совершенного в строительстве придумано не было. Это более чем логично, от этого никуда не денешься.

А любые сложные вещи, будь то барокко или деконструктивизм, они немножко тревожат. Я не могу зайти под большую консоль, хоть вы меня режьте. Хотя знаю, что здание построено по всем правилам сопромата. Но это где-то на подсознании. Словом, с авангардом надо как-то смиряться, сживаться, а классика — она не напрягает. Это первое.

Второе, в некоторых ландшафтах классические приемы обусловлены климатически. Например, на нашем юге, в Крыму, на Кавказе – все эти балюстрады, открытые террасы, портики. Они для тени, для сквозного проветривания. Кстати, в 30-е годы некий поворот к монументальности происходит во всем мире. Сейчас мы называем это стилем ар-деко. Было ар-деко более геометрическое, инновационное, завязанное на экспрессионизм, но было и более традиционное. Наш советский отечественный пример, он самый крайний. Мы напрямую обращались к образцам. И если вы поедете на Урал, например, или в Сибирь, то там окажется, что единственная архитектура, которая хоть как-то играет роль исторической – это классика 30-х, 40-х годов. Именно она формирует ощущение исторического города!

Владивосток. Гостиница "Красный Владивосток", 1937-1939

На архитекторов так не давили

— Многие из архитекторов начинали как конструктивисты. Между тем, в 40-е годы сумели «перестроиться» и достаточно неплохо работали в классической манере. Их заставляли?

— Мало кого заставляли, а кто-то и сам «бежал впереди паровоза», угадывая и изобретая. Примеров, когда конструктивист успешно работал «в классике» и наоборот — много. Взять того же лидера конструктивистов Моисея Гинзбурга. Или Леонид Павлов, крупнейший модернист советской поры. Спроектировал и музей Ленина в Горках, и станцию метро «Добрынинская», и вычислительные центры Госплана, и ЦЭМИ и т.п. Он делал в классике потрясающие вещи — посмотрите на Севастополь.

Севастополь. Базовый матросский клуб. 1939-1952

А уж таким замечательным мастерам, как Иофан, Щуко, Жолтовский, Фомин — сам Бог велел проявить себя в классических образцах. Ведь до революции все они получили классическое архитектурное образование, некоторые стажировались в Италии. Кстати, Борис Иофан, мастодонт сталинской архитектуры – пример «обратной» перестройки, в 60-е он очень успешно «перебрался» в модернизм. Взять, например, его комплекс из четырех высотных зданий на едином стилобате на улице Щербаковкой в Москве. Абсолютно современная архитектура. Словом, тут важно быть профессионалом.

— Что такого было у архитекторов той поры, чего не хватает нашим современникам?

— Классик мыслит ансамблями, кварталами, доминантами, шпилями, на которые ориентируются городские улицы. В прежнее время было понятие ансамбля. Сегодня его все забыли. А оно очень важно. Объекты соподчинены. Ты понимаешь, где главное здание, где второстепенное. Ты, конечно, можешь не понять сразу, кинотеатр это или райком. Но что это важное здание, ты поймешь – по положению.

Самара (Куйбышев). Театр оперы и балета, начало 1930-х

Сложные классические партии

— Одна из самых ярких страничек той эпохи – сталинские высотки. Кроме архитектурных достоинств у высоток были еще и конструктивные особенности…

— Совершенно верно. 40-е и 50-е годы — это вторая и третья волна массового советского строительства. На тот момент предпринимались очень важные попытки индустриализации стройки: введение поточных методов, заводское производство деталей, возможность серийно выкладывать декор: например, картуши (картуш – мотив в виде полуразвернутого свитка с изображенными на нем гербом или эмблемой — прим. авт), всевозможные декоративные вставки. Классический московский пример – застройка Песчаных улиц, где уже все было типовое.

Москва. Застройка района Песчаных улиц. 1947-1958

Основной материал стен – кирпич. В Севастополе, например, это местный инкерманский камень. Высотки же – это, в первую очередь, стальной каркас. Так делались все небоскребы, мы взяли это у Америки. А вот в качестве облицовки – легкая пустотелая керамика. Ее изначально начали производить для Дворца Советов. Специально были построены два завода под Харьковом и Киевом. После войны их восстановили, и они начали делать облицовку в таких количествах, что ее потом хватило еще на хрущевское время.

Высотки – это еще и потрясающая инженерия. Да, она была часто «изобретением велосипеда». Но для нас это было принципиально. Была необходимость изобрести свои подъемные краны, свои высотные лифты, коммуникации высокого давления... Все это мы проходили заново. Конечно, что-то перенимали в Америке, но и сами придумывали не хуже.

На самом деле, строить в тех строительных технологиях при московской гидрогеологии — было сплошным сумасшествием. Настолько сложные задачи приходилось решать. Город стоит на болоте. К слову, тот же Нью-Йорк — на скале. У нас каждая высотка имеет огромный коробчатый фундамент, который «плавает» в грунте. Он по габаритам гораздо шире, чем здание – поэтому все высотки такие «раскинувшиеся».

Есть даже история с заморозкой грунта. Когда высотка на Красных воротах была построена с отклонением. Летом заморозка оттаяла, и высотка «выпрямилась». То есть задачи приходилось решать суперсложные.

Москва. Станция метро "Сокол". 1938

— А с чем связаны высокие потолки и большой метраж в сталинских высотках?

— Да, в сталинских домах потолки 3, 3.40, 3.60 и даже 4 метра. Смотрите, когда у нас нет полноценного железобетонного перекрытия, а есть смешанное, с продольными балками, то жесткости между этажами нет. Поэтому над дверью необходим метровый ригель. И тут уж никуда не денешься: два плюс один – уже три метра, как минимум. Второй момент, при всех проблемах перенаселения были введены строительные нормы, в том числе, и по кубатуре воздуха – в квартирах жили большие семьи.

Ну, чтобы понимать, обобщенные цифры. В 1925 году, когда началось массовое строительство, на каждого человека приходилось 4,1 метра жилой площади, в 1931-м, когда заканчивалась массовая застройка конструктивистской волны, стало 5 метров. Уже до войны обеспеченность уменьшилась, а после — стала просто катастрофической.

Поэтому если ты не ударник и не генерал, ты будешь жить в стесненных условиях, и тебе нужна кубатура воздуха, верхнее пространство – чтобы элементарно дышалось. Была нормальная инсоляция, сквозное проветривание в квартирах, так как квартиры выходили на обе стороны – довоенные базовые секции чаще всего были двухквартирными.

— А эти знаменитые сталинские большие кухни?

— Кухни были сделаны большими, потому что там готовило несколько семей, поскольку квартиры чаще всего были коммунальными. После войны, когда стали давать отдельные квартиры, кухни уменьшились. Правда, к высоткам это не относилось. Высотки изначально не были коммуналками — там жила элита.

Москва. Здание ВЦСПС. 1930-1936

Типовое жилье появилось задолго до Хрущева

— Почему высоток только семь?

— В первой волне, заложенных 7 сентября 1947 года, должно было быть восемь, не построен оказался небоскреб МГБ в Зарядье и довоенный еще Дворец Советов.

Почему не стали строить? Опыт строительства сталинских высоток показал: это очень дорогое удовольствие. В ситуации массового строительства нужно было искать более дешевые варианты – шло послевоенное восстановление крупнейших городов страны, а Москва относительно не пострадала — в отличие от Ленинграда, Севастополя, Минска, Киева, Сталинграда и многих других.

И нашли. Стройку удешевляли за счет дешевой рабочей силы. На многих стройках каменщиками и землекопами работали военнопленные. Где-то был метод народной стройки: двух-трехэтажные дома жители могли строить сами, под малым контролем профессионалов — понятное дело, их после войны не хватало. 5-7 этажей для массовой застройки это потолок. Нигде, кроме Москвы и Ленинграда просто-напросто не было кранов, чтобы поднимать перекрытия на большую высоту. Сами перекрытия до середины 50-х – смешанные: продольная балка-двутавр, и поперечные балки, по которым делалась стяжка. Несущий элемент не был полностью железобетонным.

Москва. Ажурный дом

Первый блочный сборный дом – это, конечно, знаменитый «ажурный» дом Блохина-Бурова, который стоит на углу Беговой и Ленинградского проспекта. Такими домами хотели застроить полпроспекта, но построили один — начали делать в 36-м, а закончили в 40-м. На Соколиной горе есть 4-хэтажный дом, тоже блочный экспериментальный, а еще на Полянке и Велозаводской. К тому моменту, когда Хрущев все поменял и сказал: баста, давайте попроще, потехнологичнее, без излишеств – база для типового строительства была уже подготовлена! Кстати, последняя нереализованная работа Жолтовского – разработка проектов десятиэтажных панельных сборных домов – но в классике. К сожалению, это осталось на бумаге.

Классики велосипедов не изобретают 

— Николай, мы знаем проблему монотонности модернистской среды. Конструктивистские проекты начала 30-х этим грешат. Как удавалось решать эту задачу классикам?

— Да, кто-то можно говорить, что у классиков всегда, мол, передглазами образец: открыл альбом Казакова, да хоть Палладио, и перерисовал. Ан нет, не так все просто. Когда ты делаешь здание нового типа, многоэтажное, там работают другие законы, и «велосипед» надо изобретать заново. Нет в Италии 12-ти этажных домов эпохи античности! И с этой проблемой архитекторы столкнулись еще перед революцией.

Как же решали проблему классических многоэтажек? Придумывались самые разные способы. Делали, например, раскрепованный ордер (раскреповка – способ членения фасадов, обычно с помощью выдвинутых по отношению к стене колонн), но его надо было придумать. Если ты строишь здание в 9 этажей, то поддерживающая колонна у тебя получится шириной с комнату. Понятно, что это нерационально.

Смоленск. Гостиница "Смоленск" 1936-1940

Поэтому строили классику безордерную: когда ордерные элементы есть, а фасад гладкий, с отбивками карнизов. Или использовали вариант полуколонн. Все это были художественные задачи, которые надо было решать.А вот за что классиков сталинской поры критиковали – это неэффективное использование площадей. Взять ту же гостиницу «Ленинградская», самую маленькую из высоток. Казалось бы, чего проще, но там лишь 40% пространства использовалось под фонд номеров. И из 250 номеров почти 200 были девятиметровые. Основные же пространства — бесконечные коридоры и непонятные холлы...

Кроме сложностей строительства были еще и проблемы эксплуатации. Например, проблема сосулек зимой — на всех «излишествах». Для нашего климата это всегда было бичом. Вообще, надо сказать, для нас было большой смелостью использовать террасы, баллюстрады и другие формы средиземноморской архитектуры — ведь они рассчитаны на солнце и малые осадки. И если за домами плохо ухаживали в течение хотя бы 20 лет, то выглядели они, прямо скажем, неважно.

Ткварчели, Абхазская АССР, конец 1940-х

Однако сталинки на рынке недвижимости по-прежнему котируются очень высоко. Ну если это, конечно, не совсем уж заброшенный дом где-то на заводской территории. А часть ансамбля, с парадным фасадом, выходящим на шумную улицу. Тайна их привлекательности – в другом стиле и ритме, который они задают. Я сам живу в сталинке. И знаю, о чем говорю.

Беседовала Елена МАЦЕЙКО

PS: Мы планируем продолжить тему. В следующей публикации, посвященной советской архитектуре 40х-50-х годов поговорим об оформлении общественных пространств той поры, особенностях декора и типовых советских интерьерах.